…Да, реальная жизнь человеческая вообще, а жизнь в творчестве — в особенности — однозначно не желает укладываться в некий отмеренный неведомыми предначертаниями отрезок времени между датами появления на свет и ухода из земных дней. Она — отнюдь не тире между двумя датами на памятном обелиске. И не хочет остаться в памяти живущих лишь перечислением памятных дат, достижений, хотя и заведомо истинных, и неоспоримых, фактов воспоминаний. Жизнь каждого из живущих на Земле — неповторима и единична. А в творчестве с его удивляющими особенностями больших дарований, с индивидуальными свойствами их таланта, натуры, души, поисками, открытиями и многим иным, что могло бы состояться, но вот, по разным случайностям и закономерностям — недосбылось, — это несходство со многими равноодаренными, но иными особенно очевидно и единично.
Гули Хамраева, вошедшая в мир как истинная дочь талантливого исконно творческого рода узбекской интеллигенции… Ее отец — незабвенный и подлинно великий артист Раззак Хамраев, создатель не только ярчайшей галереи оставшихся в веках образов, но и носитель высоких основ мастерства, интеллекта, культуры. Да, Гули Хамраева вошла в творчество, неся неповторимое излучение своего особого дарования в тех его свойствах, которые и как будто поддаются осмыслению, и воспринимаются на уровне подсознания. Осмысливать особенности творчества и их особые свойства — дело непростое и в целом почти всегда малоблагодарное. Потому что широчайший спектр их не всегда и отнюдь не во всем поддается полноценному раскрытию привычными понятиями и категориями.
А впрочем — приостановим размышления. И попробуем вспомнить нечто вполне явное, «портретное», осознаваемое. Образ Дилором, воссозданный совсем юной Гули Хамраевой в легендарном кинофильме, который доступен восприятию и сейчас. Что же было полно столь таинственными свойствами в натуре ее героини? Что излучало необычность и манило новизной? Наверное, и в первую очередь — ее особая красота. Отнюдь не «нарисованная», а поражающая исконной таинственностью, восходящей, пожалуй, еще к тем древнейшим временам солнцепоклонничества с его особым культом поклонения прекрасному и совершенству женственности в ее первозданном, особом смысле. В этой Дилором жила и ранимость, и непредсказуемая мощная сила воли и духа, она была полна обаяния, но во взоре ее огромных бездонных очей гнездилась непостижимая грусть. Грусть предощущения своей обреченности, невозможности достижения грез. Но не тоской был полон ее облик, а мощной, созидательной и необоримой Любви! Страстной, всесильной, не признающей границ, стен, пределов.
Наверное, мне как режиссеру театра оперы именно в этот момент возможно попытаться постигнуть существо особенного творчества Гули Хамраевой. В полной мере сознаю, насколько гармоничнее было бы сделать это в отношении Хамраевой, динамично и трепетно живущей среди нас, но даже в скорбные дни осознания ее ухода постараться это сделать не поздно. Хотя бы затем, чтобы понять многое, ускользающее от восприятия и глубин понимания в суете привычного бега дней, смены событий, наивной, беспечной и светленькой надежды, что мир и люди вокруг нас будут такими, как есть, всегда.
Итак, попробуем осмыслить и вникнуть. Да, Гули Хамраева — балерина высокой степени одаренности. Но балерина и совершенно особого склада, и амплуа. Ее творчеству чужды застывшие контуры мнимой гармоничности. Она в языке своей заостренной и экспрессивной пластики неизменно воплощала преодоление препятствий, перипетий, противодействий в устремленности к раскрепощенности и свободе духа. Получившая полноценную и многогранную хореографическую школу, она нашла раскрытие неповторимости своей натуры именно в непрестанном, многоцветном и разнообразном порыве к прекрасной мечте, любви, тех редчайших мгновений, когда душе кажется, что высшая гармония рядом. И гармония совершенной пластики сплелась с раскованным парением духа в его переменчивости состояний. Но уже в следующее мгновение возникает новое препятствие этому стремительному полету, и борьба возобновляется с новой, многократно мощной силой. Да, в «разнарядке» классических балетных амплуа этот способ творчества не имеет ни своей определенной «ниши», ни названия. Общеизвестно, что существует термин «характерная танцовщица», смысл его в отличие от сугубо «классического» амплуа как будто понятен, но, как и многое многообразное и многообразное, — суть творчества Гули Хамраевой гораздо шире и беспредельнее этого узаконенного названия.
Наверное, именно поэтому и галерея образов, созданных Гули Хамраевой на сцене, и закономерна, и, как всегда в истинном искусстве, несет внутреннюю парадоксальность. Существо ее героинь — отнюдь не лирика, но страстный драматизм. Экспрессивная и царящая в своем обаянии Эгина в «Спартаке», страстная мятежная духом Зарема в «Бахчисарайском фонтане», блестящая Мерседес в «Дон Кихоте». А рядом с правдами динамик этих образов и нечто вовсе парадоксальное для балерины этого амплуа. Острохарактерная сказочная Фея Карабос — носительница зла и мести в «Спящей красавице», озорная Чертовка в «Сотворении мира», холодная повелительница девушек-виллис Мирта в «Жизели» и многое, многое иное и разное. Среди этих образов особняком стоит и несущая свою парадоксальную правду Кармен в «Кармен-сюите» Ж. Бизе — Р. Щедрина, и сильная духом и бессмертием своей любви Эсмеральда в одноименном балете Ц. Пуни.
Но, помимо этого, немеркнущим светом сияют и другие образы, не менее яркие в своей значительности. В балете
Л. Минкуса «Дон Кихот» есть «узаконенно-вставной» цыганский танец на музыку В. Желобинского. И бессчетное число раз и на сцене ГАБТа имени Алишера Навои, и на многочисленных гастролях в разных странах этот танец в истинно блистательном воплощении Гули Хамраевой превращался в триумф страсти и свободолюбия духа, в торжество исконной красоты и торжество могучего женского начала. Как и всегда и во всем, здесь Гули Хамраева жила полной раскованностью пластики и духа и оживляла сложный хореографический рисунок торжеством жизни духа в правде каждого мгновения. И непрерывной была борьба этой устремленности с роковыми силами, пытающимися противостоять этому светлому порыву. А публика с восторгом воспринимала этот момент откровения. С той же исступленной страстностью и первозданной красотой «пластики степей» солировала Г. Хамраева и в «Половецких плясках» в опере
А. Бородина «Князь Игорь», превращаясь в некий «центр» этих плясок в их особой красоте непривычных для «классики» движений и пластических приемов. Не могу не сказать здесь и о том, что многое в творчестве Гули Хамраевой было взращено неутомимой творческой заботой и наставничеством незабвенной Галии Измайловой. Как и многое другое — выдающаяся танцовщица и балетмейстер щедро передала из своих неисчерпаемых анналов мастерства и Гули Хамраевой, и другим своим талантливейшим ученицам.
Несомненно и то, что ярчайших кадров ее жизни и творчества множество. Она признана и по заслугам оценена высокими званиями и наградами. Она несколько лет возглавляла Ташкентское хореографическое училище (ныне — Государственная академия хореографии Узбекистана). В зрелый период жизни стала достойным педагогом-хореогра-фом, наставником, щедро поделившимся секретами мастер-ства с талантливыми ученицами. Она вписала множество золотых страниц в историю балетного искусства Узбекистана.
И опять в «киноленте памяти» возникают новые кадры. Знаменитое таинственное, полное романтической устремленности и преодолений «Адажио» Томмазо Альбинони — выдающегося композитора эпохи барокко (или, как утверждают некоторые исследователи, — парафраз на творчество Альбинони, созданный в конце пятидесятых годов прошлого века современным композитором Ремо Джоззотто? Ответ неведом по сей день). И замечательный хореографический номер на этот музыкальный шедевр, неоднократно блестяще исполненный и прожитый хореографическим дуэтом Гули Хамраевой и ее спутником жизни и творчества Вадимом Геллертовым. Это был истинный мини-спектакль, при восприятии которого в горле вставал ком от сопереживания. Ведь в утонченной психопластике героев в исполнении двух истинных мастеров были и первозданность, в котором Он и Она искали своей гармонии в мире, полном противоречий, боролись за свое право жить и любить, устремлялись к свободе духа и обретали гармонию и единение лишь в мире ином. Вдохновенно исполненный во множестве концертов, он запоминался каждый раз, и каждый раз был неизменно новым и воплощенным именно «в сей миг».
Да, скорбно думать о том, что земная жизнь большого мастера завершилась. Но осталось многое — и в памяти коллег, друзей и многочисленных почитателей. И в запечатленных в кинофильмах и видеокадрах моментах творчества. О чем думается с просветлением: талантливая дочь Гули Хамраевой Надира сейчас стала своеобразным мастером балета и не только успешно продолжает глубинные традиции своей матери, но и расширяет их своим особым хореографическим амплуа истинно классической героини. Сегодня она — одна из ведущих ярких балерин нашего театра, смело и достойно несущая практически весь классический репертуар и радующая творческими удачами. Как же хочется пожелать ей благотворного сохранения всего истинного и высокоталантливого, что бережно было передано ей даром своей выдающейся матери и наставницы.
Андрей СЛОНИМ,
заслуженный деятель искусств Узбекистана
режиссер-постановщик ГАБТа
имени Алишера Навои
