(к 100-летию со дня рождения великого актера Владимира Этуша)
В мае, а это очень символично, ведь этот великий актер прошел всю войну, исполнилось бы 100 лет Владимиру Этушу. В далеком 1987 году Владимир Абрамович встречался со своими почитателями в московской типографии издательства «Наука». Эта запись находится в архиве, и интервью собрано из вопросов зала и ответов на эти вопросы артиста. С тех пор прошло 36 лет, но удивительно, что ни ответы, ни вопросы ничуть не устарели.
— Владимир Абрамович, вы не только артист, но и педагог. Что вы думаете о современной молодежи?
— Я не принадлежу к пожилым людям, которые говорят: «А вот в наше время…». Когда меня спрашивают, как я отношусь к молодежи, я отвечаю: «Как к объективной реальности, данной нам в ощущениях». Всегда есть всякие, в том числе и талантливые. Я считаю, что не тот учитель, кто учит, а тот, у кого учишься, и я сам продолжаю учиться у своих учеников. А если говорить об учениках (это не значит, что они считают меня учителем), но я касательство имел к Юлии Борисовой, к Яковлеву, к Григорию Абрикосову, Вертинской, Райкину, Чурсиной, Ширвиндту, Филатову, Калягину…
— Вы были художественным руководителем курса всего один год. Почему больше не захотели?
— Мне каждый год предлагают взять курс, и каждый год я отказываюсь. Это очень трудоемкая вещь, а я по характеру очень обязательный человек. Все четыре года, пока был руководителем, я не вылезал из училища, не сыграл ни одной роли ни в театре, ни в кино, потому что только занимался курсом. Станиславский говорил, для того, чтобы обучить одного талантливого человека, имеет смысл обучать весь курс. С моего курса вышло много артистов. Смехов, Максакова, Збруев… Это много для курса. Поэтому я руководил один раз, и больше не хочется.
— Чем вы занимались во время войны?
— Во время войны я воевал.
— Можно поподробнее?
— Я окончил первый курс в училище Щукина, и началась война. Нас отправили на сооружение оборонительных рубежей. Брали на три дня, а оставили на три месяца. Когда я уезжал из Москвы, была объявлена война, но Москва не изменилась. А когда мы вернулись в конце сентября, это был уже военный город, затемненный, с характерными переплетами на окнах, с дирижаблями воздушного заграждения…
Был такой спектакль — «Фельдмаршал Кутузов», на который очень рвались люди в то время по созвучию момента. Вообще, театры во время войны были полны всегда, потому что Москва была перевалочным пунктом: люди уезжали на фронт, ехали с фронта, хотели развлечься. Но в этот день — было 16 сентября 1941 года — в зале на 1 200 мест я насчитал 13 человек. Это были потерянные люди, которые не радовались, что попали на спектакль, им было неловко, что весь театр для них играет. А на сцене тем временем была вся труппа и вся школа, более ста человек, потому что мы играли русскую деревню и французских оккупантов. Но из какого-то жизнеутверждающего чувства театр играл еще лучше. И на меня это так подействовало, что на следующий день я оказался в армии. У меня было освобождение от призыва, но я пренебрег, воевал, был тяжело ранен, полгода провалялся в госпитале. И 9 мая 1945 года встретил в сквере Большого театра.
— Что вы хотите сыграть?
— Когда меня спрашивают, что я хочу сыграть, я отвечаю: клоуна или дипломата. Это тоже рождено жизнью. Был такой спектакль — «Два веронца», он шел на сцене Вахтангова, где я играл главную комедийную роль. Так случилось, что в день, когда я должен был играть спектакль, у меня произошла потеря. Умерла мама, и я отказался играть. Но в середине дня мне позвонили и спросили, может быть, я как-то себя преодолею? Дублера у меня не было, и я согласился. Чтобы сыграть, мне нужно было вытравить, уничтожить, подавить то чувство, которое мной владело, и заполнить этот вакуум комедийным импровизационным самочувствием. Это даже нелегко сказать, но я сделал. По закону подлости, случай повторился. И я снова вышел играть. С тех пор мною владеет идея: я хочу сыграть человека, который по роду деятельности должен смешить, когда за плечами у него драма. Это может сделать клоун. И дипломат. Ну, что вы притихли? Мы на разные темы говорим, да.
— Как проводите досуг?
— А у меня нет досуга. К вам вот прихожу.
— Кто ваш любимый писатель?
— Я бы не хотел называть одного. Если говорить о классиках, то это Чехов, Толстой. Я был недавно в Ясной поляне и встретил там «осколка того времени», главного хранителя музея. Ему 70 с лишним лет, он внучатый племянник Фета, по образу воспитания это такой характер, который сначала изучил французский язык, а потом перешел на русский. Он водил экскурсии, рассказывал, и я увлекся нравственной стороной Толстого. Мы с точки зрения нравственности очень отстаем от людей прошлого. К счастью, в прозе появились произведения, которые возвращают в эту сферу. Я имею в виду «Плаху» Айтматова, «Печальный детектив» Астафьева, «Меньший среди братьев» Бакланова, «Пожар» Распутина. Эти вещи возвращают нас к тому пути, который мы с вами проскочили. Толстой и та атмосфера, которая присутствует в Ясной поляне, — наталкивает на такие рассуждения… Я прочел книгу Татьяны Кузьминской, — это сестра Софьи Андреевны, — называется «Моя жизнь дома и в Ясной поляне». Очень хорошая книга, которая показывает Толстого обыденно. Он же у нас разросся в какую-то огромную фигуру, а в книге он жизненный, близкий.
— Какие роли вы хотели бы сыграть в кино?
— Мне предлагают по традиции все восточных людей, но я считаю, что не имею права откликаться на эти предложения. Ну сколько может быть из одного артиста этих восточных людей? Наша режиссер-сказочница Надежда Кошеверова предлагает сыграть в новой сказке Кощея Бессмертного… (смех в зале). Ну, куда жизнь ушла от этих кощеев, мне не хочется. Вообще, я решил, что на предложения, в которых для меня не будет рождения характера, я откликаться не буду.
— А вы не думали возглавить театр имени Вахтангова?
— Возглавить? Хм. Я думаю, если человек дожил до моего возраста и не стал режиссером — то он и не должен им становиться. Не одобряю артистов, которые, заняв положение, еще и узурпируют свое право на режиссуру. Они не всегда имеют на это право, потому что режиссура — особая специальность, она состоит из педагогики и пластического решения. Педагогикой я занимаюсь, а вот второй составляющей не владею.
